В соседнем купе жужжит дрель и раздается немецкая речь. Два эсэсовца с автоматами дубинками перекрыли вход в купе. Еще четыре бегают по вагону и ищут партизан. Время, казалось, сдвинулось на 70 лет назад. Но нет, это не пол-века назад, а сейчас, в поезде, на
границе европейского союза. Идет полная проверка всех вагонов и разборка купе, которые вызвали подозрения. В вагоне ехало несколько грузин у которых визы оказались такими же настоящими, как вино поставляемое к нам в магазины.
...еще пол часа и группа сломленных пленников, построенных на перроне, и подгоняемая полицаями потянулась в сторону концлагеря. Стих лай собак и слабая дымка затянула серый вокзал за окном. Под раздачу попали все кто был в поезде с грузинскими паспортами. В том числе девушка, почти ребенок, которая должна была ехать на спортивные состязания. Поезд вздрогнул и потянулся дальше, на запад...
Вообще, я ненавижу немецкое посольство, настолько сильное чувство, что наверное передам его на генетическом уровне своим потомкам. Также, как получил часть этой ненависти от своих предков. Но современное немецкое посольство не зря старалось, чтобы взлелеять подобное отношение и культивировать его. Зачем они это делают совершенно непонятно, но у них это так здорово получается, что невольно начинаешь восхищаться их последовательности.
Все начинается с длинной очереди перед зданием посольства, она вроде бы разнородна, но ее объединяет одно - неопределенность и ожидание. Оно перерастает в страх который ты чувствуешь, который отражается в глазах каждого как серое ноябрьское небо в реке. Погода холодная и ветренная.
Добродушный толстый увалень на входе начал запускать всех в этот балаган. Стандартная проверка к которой ты загодя подготовился, оставив все свои вещи в античной камере хранения, позволяет тебе попасть в заветный коровник. Нет, я все понимаю. Вековой опыт организации концлагерей никуда не делся, он также остался где-то на клеточном уровне и возвращается вновь и вновь в результате новых творений инженерной мысли. Но почему тут, посреди Европы, благополучных граждан цивилизованной страны нужно загонять в стойла на улице? по номерам и цветам? с вытатуироваными на листках номерах? Хорошо хоть под навесом.
Декабрьский ветер пронизывает насквозь. Ты стоишь в этом коровнике и ждешь сигнала, когда тебе разрешат побежать вперед в теплое помещение, где слуги Рейха будут тебя осчастливливать своим вниманием. Ничего не поменялось за последние 70 лет, только изменилась мотивация. Раньше она была проще...
Рядом мерзнет бизнесмен. Он приехал на машине и совсем не подумал про то, что в модельных туфлях в коровнике больше полу часа он не простоит. Он тихо ругается и из обрывков фраз которые доносит ветер ты понимаешь, как глубоко он имел в виду немецкое посольство, Германию и фирму, пригласившую его на переговоры. Что ему эта поездка уже не кажется столь очевидно привлекательной и если он тут даст дуба, то будет являться сюда каждую ночь...
Бухтение бизнесмена начинает затихать за воем ветра и еще через минуту бабулька, божий одуванчик исчезает за дверью в светлое будущее. "Следующий!" этот выкрик из ниоткуда заставляет меня сделать несколько шагов в проем портала.
Все оказалось куда более прозаично. Просто охранник, тоже имея генетическую память на медаль деда "за мороженое мясо" решил не высовываться в декабрьские объятья славянской природы и прятался в холле, как, сосед по парте его бабушки, в ДОТе.
Внутри портал превращается в серый и унылый холл в стиле раннего национал реализма. Впереди стоят люди. Напряжение в лицах, позах и движениях не только не спало, но стало каким-то густым и насыщенным. Кажется, что разразись сейчас грохот молнии, это никого не удивит. Не слышно шепота, только раздаются обрывки фраз тех, кто общается с проводниками в Рейх.
Бабушка, этот приятный божий одуванчик рассказывает о своем брате. Да, он живет давно в Германии. Очень давно. Он немного помогал немцам, и потом решил с ними уйти в Германию. Да, служил в полиции, но немного.
Я почему-то вспоминаю деда. Он не служил в полиции. Он работал у станка когда ему было четырнадцать лет, и, в пятнадцать, уже был токарем 6го разряда. А в шестнадцать он гонял поезда с боеприпасами и ранеными, пока пара соколов Геринга не разнесла их эшелон с ранеными в клочья, да так, что очнулся он уже в Самарканде.
Другая бабушка хочет посмотреть на внуков, которые живут в Германии и к которым ее не пускают уже 5 лет. Дочка сбежала туда работать, нашла там поляка и они как-то устроились. Но не настолько, чтобы титульная нация могла считать их людьми, которым присущи семейные ценности.
Сильно пожилая женщина хочет увидеть свою сестру, которую угнали в германию на работы. Там она попала к фермеру, который к ней неплохо относился и после войны решил, что арийская кровь крепкой славянской девкой точно не испортишь.
Мужчина в годах хочет увидеть своего друга, который сбежал в Европу из Советского Союза. Почему он сбежал не понятно, но судя по всему он имел достаточно веские причины на это.
Замерзший бизнесмен наконец смог изложить свои мысли безучастному, как каменная горгулья, клерку видение мира сквозь призму своего опыта.
Сутулый мужчина в ватнике рассказывает про своего брата, который тоже немного помогал новому порядку. И тоже решил, что нет ничего лучше, чем продолжить помогать этому порядку дальше, но уже на его родине. Он охранял что-то и имел веские основания подозревать, что красные не будут долго расспрашивать его на неинтересные темы.
Может быть это именно его, другой мой дед, видел сквозь колючую проволоку, когда немцы устроив облавы в Харькове похватали всех, кто попадался под руки и согнали в поле, огороженое сооруженным, на скорую руку, забором. Он оттуда сбежал с помощью отца, подкупившего немецкого охранника. Так как наши боялись немцев не меньше, чем пришедших двумя годами позднее освободителей. Несмотря на уговоры отца он приписал себе два года и пошел рассматривать коллег своих охранников через сетку зенитного прицела. Он не сильно распространялся про свои наблюдения, но судя по трем пришедшим на него похоронкам, находил это занятие гораздо более увлекательным, чем демонстрацию пяток команде австрийского ефрейтора. и не смотря на это он все равно вернулся!
Да сколько же судеб было исковеркано этой войной и они все как узлом переплелись в этом сером, неприглядном здании. И это здание пропиталось всеми этими историями и страхом тех, кто их рассказывал, переживал заново и надеялся на то, что ему дадут заветную бумажку со стыдливо поджавшим лапы орлом с грузинским клювом.
Через несколько мгновений мои документы исчезают в распахнувшейся щели внизу окошка и начинается унизительное изучение моей биографии. Чувствуешь себя на допросе, куда ты принес квитанции, справки и подтверждения того, что ты все же человек право имеющий, а не тварь дрожащая.
Шлепки печати, короткие записи и хамоватые вопросы клерка свиваются в один поток раздевания своей души. Кажется, что идут часы, но на самом деле через пару минут все кончено и ты идешь оплачивать услуги человека, который тебе нахамил и теперь просто омерзителен. Ты понимаешь, то может даже он и не виноват. Это его защитная реакция на ту напряженность которая все еще висит в воздухе.
Еще более неприятно чувствовать себя виноватым в том, что ты не совершал, не хотел совершать и не будешь никогда делать, но при этом должен оправдываться с убедительными аргументами. Все же гениальные люди придумали презумпцию невиновности. Жалко, что посольство Германии в своей первобытной злобе об этом забыло.
...на запад, оставляя перон и чьи-то судьбы позади. Было жалко эту грузинскую девочку, оказавшуюся неизвестно где, неизвестно с кем, посреди ничего, которую ждали в Варшаве на соревнования и которая может быть через несколько лет схлестнется с немкой за медаль на олимпиаде. За окном мелькали болота и шел мелкий, холодный и беспросветный настоящий арийский дождь...
Я был во многих других посольствах, но такого омерзения, как при виде немецкого я не испытывал никогда. Когда-то французы снесли Бастилию, чтобы она не напоминала о темных временах. Я бы снес посольство Германии и на его месте вырастил клумбу роз, чтобы они поглотили все то, что накопили эти стены за годы стыда и унижений.
границе европейского союза. Идет полная проверка всех вагонов и разборка купе, которые вызвали подозрения. В вагоне ехало несколько грузин у которых визы оказались такими же настоящими, как вино поставляемое к нам в магазины.
...еще пол часа и группа сломленных пленников, построенных на перроне, и подгоняемая полицаями потянулась в сторону концлагеря. Стих лай собак и слабая дымка затянула серый вокзал за окном. Под раздачу попали все кто был в поезде с грузинскими паспортами. В том числе девушка, почти ребенок, которая должна была ехать на спортивные состязания. Поезд вздрогнул и потянулся дальше, на запад...
Вообще, я ненавижу немецкое посольство, настолько сильное чувство, что наверное передам его на генетическом уровне своим потомкам. Также, как получил часть этой ненависти от своих предков. Но современное немецкое посольство не зря старалось, чтобы взлелеять подобное отношение и культивировать его. Зачем они это делают совершенно непонятно, но у них это так здорово получается, что невольно начинаешь восхищаться их последовательности.
Все начинается с длинной очереди перед зданием посольства, она вроде бы разнородна, но ее объединяет одно - неопределенность и ожидание. Оно перерастает в страх который ты чувствуешь, который отражается в глазах каждого как серое ноябрьское небо в реке. Погода холодная и ветренная.
Добродушный толстый увалень на входе начал запускать всех в этот балаган. Стандартная проверка к которой ты загодя подготовился, оставив все свои вещи в античной камере хранения, позволяет тебе попасть в заветный коровник. Нет, я все понимаю. Вековой опыт организации концлагерей никуда не делся, он также остался где-то на клеточном уровне и возвращается вновь и вновь в результате новых творений инженерной мысли. Но почему тут, посреди Европы, благополучных граждан цивилизованной страны нужно загонять в стойла на улице? по номерам и цветам? с вытатуироваными на листках номерах? Хорошо хоть под навесом.
Декабрьский ветер пронизывает насквозь. Ты стоишь в этом коровнике и ждешь сигнала, когда тебе разрешат побежать вперед в теплое помещение, где слуги Рейха будут тебя осчастливливать своим вниманием. Ничего не поменялось за последние 70 лет, только изменилась мотивация. Раньше она была проще...
Рядом мерзнет бизнесмен. Он приехал на машине и совсем не подумал про то, что в модельных туфлях в коровнике больше полу часа он не простоит. Он тихо ругается и из обрывков фраз которые доносит ветер ты понимаешь, как глубоко он имел в виду немецкое посольство, Германию и фирму, пригласившую его на переговоры. Что ему эта поездка уже не кажется столь очевидно привлекательной и если он тут даст дуба, то будет являться сюда каждую ночь...
Бухтение бизнесмена начинает затихать за воем ветра и еще через минуту бабулька, божий одуванчик исчезает за дверью в светлое будущее. "Следующий!" этот выкрик из ниоткуда заставляет меня сделать несколько шагов в проем портала.
Все оказалось куда более прозаично. Просто охранник, тоже имея генетическую память на медаль деда "за мороженое мясо" решил не высовываться в декабрьские объятья славянской природы и прятался в холле, как, сосед по парте его бабушки, в ДОТе.
Внутри портал превращается в серый и унылый холл в стиле раннего национал реализма. Впереди стоят люди. Напряжение в лицах, позах и движениях не только не спало, но стало каким-то густым и насыщенным. Кажется, что разразись сейчас грохот молнии, это никого не удивит. Не слышно шепота, только раздаются обрывки фраз тех, кто общается с проводниками в Рейх.
Бабушка, этот приятный божий одуванчик рассказывает о своем брате. Да, он живет давно в Германии. Очень давно. Он немного помогал немцам, и потом решил с ними уйти в Германию. Да, служил в полиции, но немного.
Я почему-то вспоминаю деда. Он не служил в полиции. Он работал у станка когда ему было четырнадцать лет, и, в пятнадцать, уже был токарем 6го разряда. А в шестнадцать он гонял поезда с боеприпасами и ранеными, пока пара соколов Геринга не разнесла их эшелон с ранеными в клочья, да так, что очнулся он уже в Самарканде.
Другая бабушка хочет посмотреть на внуков, которые живут в Германии и к которым ее не пускают уже 5 лет. Дочка сбежала туда работать, нашла там поляка и они как-то устроились. Но не настолько, чтобы титульная нация могла считать их людьми, которым присущи семейные ценности.
Сильно пожилая женщина хочет увидеть свою сестру, которую угнали в германию на работы. Там она попала к фермеру, который к ней неплохо относился и после войны решил, что арийская кровь крепкой славянской девкой точно не испортишь.
Мужчина в годах хочет увидеть своего друга, который сбежал в Европу из Советского Союза. Почему он сбежал не понятно, но судя по всему он имел достаточно веские причины на это.
Замерзший бизнесмен наконец смог изложить свои мысли безучастному, как каменная горгулья, клерку видение мира сквозь призму своего опыта.
Сутулый мужчина в ватнике рассказывает про своего брата, который тоже немного помогал новому порядку. И тоже решил, что нет ничего лучше, чем продолжить помогать этому порядку дальше, но уже на его родине. Он охранял что-то и имел веские основания подозревать, что красные не будут долго расспрашивать его на неинтересные темы.
Может быть это именно его, другой мой дед, видел сквозь колючую проволоку, когда немцы устроив облавы в Харькове похватали всех, кто попадался под руки и согнали в поле, огороженое сооруженным, на скорую руку, забором. Он оттуда сбежал с помощью отца, подкупившего немецкого охранника. Так как наши боялись немцев не меньше, чем пришедших двумя годами позднее освободителей. Несмотря на уговоры отца он приписал себе два года и пошел рассматривать коллег своих охранников через сетку зенитного прицела. Он не сильно распространялся про свои наблюдения, но судя по трем пришедшим на него похоронкам, находил это занятие гораздо более увлекательным, чем демонстрацию пяток команде австрийского ефрейтора. и не смотря на это он все равно вернулся!
Да сколько же судеб было исковеркано этой войной и они все как узлом переплелись в этом сером, неприглядном здании. И это здание пропиталось всеми этими историями и страхом тех, кто их рассказывал, переживал заново и надеялся на то, что ему дадут заветную бумажку со стыдливо поджавшим лапы орлом с грузинским клювом.
Через несколько мгновений мои документы исчезают в распахнувшейся щели внизу окошка и начинается унизительное изучение моей биографии. Чувствуешь себя на допросе, куда ты принес квитанции, справки и подтверждения того, что ты все же человек право имеющий, а не тварь дрожащая.
Шлепки печати, короткие записи и хамоватые вопросы клерка свиваются в один поток раздевания своей души. Кажется, что идут часы, но на самом деле через пару минут все кончено и ты идешь оплачивать услуги человека, который тебе нахамил и теперь просто омерзителен. Ты понимаешь, то может даже он и не виноват. Это его защитная реакция на ту напряженность которая все еще висит в воздухе.
Еще более неприятно чувствовать себя виноватым в том, что ты не совершал, не хотел совершать и не будешь никогда делать, но при этом должен оправдываться с убедительными аргументами. Все же гениальные люди придумали презумпцию невиновности. Жалко, что посольство Германии в своей первобытной злобе об этом забыло.
...на запад, оставляя перон и чьи-то судьбы позади. Было жалко эту грузинскую девочку, оказавшуюся неизвестно где, неизвестно с кем, посреди ничего, которую ждали в Варшаве на соревнования и которая может быть через несколько лет схлестнется с немкой за медаль на олимпиаде. За окном мелькали болота и шел мелкий, холодный и беспросветный настоящий арийский дождь...
Я был во многих других посольствах, но такого омерзения, как при виде немецкого я не испытывал никогда. Когда-то французы снесли Бастилию, чтобы она не напоминала о темных временах. Я бы снес посольство Германии и на его месте вырастил клумбу роз, чтобы они поглотили все то, что накопили эти стены за годы стыда и унижений.
No comments:
Post a Comment